Подготовка этой книги оказалась необыкновенно волнующей работой, так как она позволила мне собрать воедино и использовать большую часть тех материалов, которые я накопил, разрабатывая основные направления своих исследований с тех пор, как окончил Колумбийский университет в конце второй мировой войны[1].
Когда я был аспирантом, мои интересы охватывали множество академических дисциплин в их обычном понимании. В то время со мной беседовали профессора экономики Фредерик Миллс и Луис Хэкер, профессор по курсу организации производства Уолтер Раутенстраух и декан факультета Джордж Пеграм, преподававший физику. Я сказал им, что хотел бы исследовать вопрос, каким образом экономические факторы, в рамках отдельной компании и вне ее, определяют выбор технической конструкции, например производственного оборудования. Все эти ученые были известны как активные сторонники междисциплинарных исследований, и они очень тепло поддержали мои собственные начинания. По этой причине я всегда буду чувствовать себя обязанным перед ними.
Это направление исследований было связано с более широкими проблемами динамики развития социальной организации. Оно позволило получить новые результаты благодаря динамическому взгляду на зависимость процесса принятия производственных решений (сфера производственных отношений) от типов применяемых машин и оборудования, а также методов их использования (область средств производства). Эти проблемы остаются широким полем моей работы и по сей день.
За помощь в предоставлении мне своей модели широкомасштабных, но в то же время структурированных и новаторских по своему характеру исследований социальных процессов я обязан почетному профессору Пенсильванского университета Зеллигу Харрису.
Уолтер Нортон из «Уолтер Нортон, лтд.» (Лондон, Великобритания) и Тони Ямазаки из «Ямазаки мэшинери уоркс, лтд.» (Нагоя, Япония) являются главными администраторами станкостроительных фирм, носящих их имена. Я благодарен им за то, что они щедро поделились со мной своей глубокой профессиональной мудростью и изложили широкие взгляды на проблемы промышленности.
В ходе подготовки этой книги мне очень помогли редакторский талант и теплая поддержка Роберта Хэтча, а также тщательные и конструктивные замечания по рукописи Эшбела Грина и его помощников из издательства «Алфред А. Нопф».
Профессор Дэвид Ноублиз Массачусетского технологического института оказал мне услугу своими комментариями, которые заострили мой анализ в ряде моментов, и щедро предоставил мне неопубликованные материалы о факторах, влияющих на проектирование современных станков. Элис Эмсден, профессор экономики из колледжа Барнарда, приложила свои обширные познания в сфере станкостроения и сопутствующих отраслей с целью улучшения уровня обсуждения этой важной проблемы, поднятой в данной книге.
Я хотел бы также с признательностью оценить вклад тех моих коллег, чьи имена я не назвал, но чьи работы я цитирую в этой книге.
Кэрол Энн Лутен и Филла Осборн терпеливо и скрупулезно приняли участие в появлении на свет очередных вариантов моей рукописи и оказали особенно большую помощь в тщательной проверке данных. За все оставшиеся ошибки, конечно же, несу ответственность я один.
Сеймур Мелман
Нью-Йорк, январь 1983 г.
Еще недавно управляющие американских промышленных фирм были самыми лучшими в мире организаторами производства — это служило основой их прибылей и их претензий на огромные личные доходы. Поскольку общество должно производить для того, чтобы существовать, и поскольку центральная задача экономики состоит в том, чтобы организовать работу людей, то управляющие в рамках ограничений в извлечении прибылей выполняли важную функцию.
Право принимать решения и личное богатство, предоставляемые управляющим, были одной из сторон исторического развития форм обмена, одним из условий социального контракта. В ответ на эти привилегии как трудящиеся, так и общество ожидали, что управляющие будут организовывать производство. Этот социальный контракт был поставлен под угрозу Великой депрессией, и его законность в отношении управляющих была восстановлена лишь после того, как к участию в принятии решений в промышленной экономике был допущен новый контингент государственных администраторов. После этого экономисты, занимающиеся проблемами управления, опираясь на выводы Джона Мейнарда Кейнса, стали надеяться, что новый «государственный сектор» в форме военной экономики сможет содействовать стабилизации процессов, зависящих от управленческих решений, поскольку в их сферу должен быть вовлечен и «частный сектор». Но успешный выход к власти и прибылям со стороны частных управляющих и государственных администраторов вызвал очень серьезный и непредвиденный эффект. В действие оказался приведенным процесс быстрого технологического и экономического упадка средств производства, что резко сократило возможности для дальнейшего развития промышленного производства. Социальный контракт управляющих с трудящимися и обществом был разорван.
Начиная с середины 60-х годов производственная компетентность многих отраслей американской промышленности явно деградирует. К 1980 г. одна пятая всей используемой в Соединенных Штатах стали поступала из-за границы. Четвертая часть новых станков и третья часть автомобилей производятся неамериканскими рабочими и на неамериканских заводах. Достаточно заглянуть в любой американский магазин высококачественной радио- или фотоаппаратуры, чтобы убедиться в том, что лишь малая доля продаваемых здесь технически сложных товаров была изготовлена в США. Внутреннее производство этих и многих других товаров промышленного назначения или широкого потребления во все большей степени заменяется товарами из Западной Европы и Японии. Управляющие в этих странах, используя иногда и капитал, экспортированный из Соединенных Штатов, научились компенсировать рост заработной платы еще более быстрым повышением производительности труда.
Захватывая американский рынок высококачественной продукции благодаря конкурентоспособным ценам, эти управляющие обеспечивают одновременно высокий и все повышающийся уровень жизни для населения своих стран. В 1980 г. семь западноевропейских государств — Бельгия, Дания, Нидерланды, Норвегия, Швейцария, Швеция и ФРГ — платили промышленным рабочим более высокую зарплату — в деньгах и дополнительных льготах, — чем Соединенные Штаты. Если в ближайшее время сохранятся средние темпы роста зарплаты, характерные для 70-х годов, то в 1986 г. и японские рабочие будут получать больше, чем их американские собратья по труду. Тогда США закрепятся в категории государств с доходом на душу населения по уровню от низкого до среднего, удобных для капиталовложений тех стран, которые захотят воспользоваться преимуществами эксплуатации относительно легко контролируемой и дешевой рабочей силы.
Все это является составной частью процесса развала производственной компетентности, происшедшего в тот момент, когда успехи американских управляющих по части делания денег достигли новых высот. Это та ситуация, о которой ничего не говорится ни в одной теории промышленного капитализма или американского промышленного менеджеризма. Беспрецедентен тот факт, что успешное извлечение прибылей происходит параллельно с развалом практически всей американской системы промышленного производства.
Ведь даже самые последовательные критики капитализма давно согласились с оценкой тех производительных возможностей этой общественной системы, которую дали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии»: «Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, — какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!»[2]
Это описание способствовало также и углублению марксистского понимания внутреннего механизма функционирования капитализма, в соответствии с которым труд рабочих является необходимой основой доходов и других выгод управляющих или (в суммарном виде): «прибавочная стоимость» создается трудом, но присваивается капиталом.
Большинство экономистов согласны с тем, что бизнесмены действуют в качестве организаторов производства, хотя в то же время многие из них кардинально расходятся с марксистами, считая прибыль не продуктом эксплуатации, а справедливым вознаграждением за предоставленные услуги. Но какими бы ни были оценки роли управляющих, почти нет разногласий в отношении предположения, что прибыль в конечном счете базируется на производстве. Таким образом, промышленные фирмы представляют собой производительный фундамент системы, способной без затруднений поддерживать надстроечную суперструктуру получателей прибыли, вознаграждение которых определяется в зависимости от осуществляемых ими различных форм обмена или спекуляции.
«Капитаны промышленности», создавшие огромные промышленные фирмы на рубеже ХХ в., добились богатства, власти и общественного признания, будучи именно организаторами крупнейших в истории производственных объединений. Какие бы маневры в сферах финансового и рыночного контроля ни предпринимались в правлениях и советах директоров промышленного капитализма, никто никогда не сомневался в том, что самой верной дорогой к богатству и славе является вложение капитала в средства производства и эффективное использование последних, особенно в тяжелой промышленности[3].
Но во второй половине ХХ столетия этот тип промышленного капитализма изменился. Вскоре после второй мировой войны на небосклоне американского менеджеризма самыми яркими звездами стали управляющие, отвечавшие за сбыт продукции. Авансценой их деятельности стала Мэдисон-авеню. В 60-е годы в полном соответствии с портретами, дававшимися в деловой прессе, идеальным типом управляющего стал финансовый стратег — хитроумный и легкий на подъем делец, объединявший в конгломераты самые разные фирмы с целью максимизации краткосрочных возможностей извлечения прибылей, допускаемых налоговыми законами, перемещением ценных бумаг, «выдаиванием» производственных фондов[4] и прочими махинациями. Это мир денежных дельцов, в котором каждый может процветать, даже пренебрегая производством или же переведя его в далекие земли. В таком мире оптимальным условием является прибыль без производства.
В то же самое время администраторы предприятий, субсидируемых государством, научились организовывать самую крупную часть основных производственных ресурсов страны для нужд военной экономики, которая не производит ни потребительских товаров, ни чего-нибудь полезного с точки зрения дальнейшего производства, но дает возможность делать деньги каждому, кто в нее вовлечен.
Военное производство часто рассматривается как простой придаток к внешним отношениям правительства и помимо этого — как не имеющая своих отличительных признаков часть экономики. Другими словами, военная промышленность рассматривается как место концентрации технических новшеств или наукоемкой технологии в противовес расширяющемуся набору стареющих гражданских отраслей.
Главная цель настоящей работы состоит в том, чтобы показать, что специфическое воздействие военной экономики является неотъемлемой частью и главной причиной изменений, которые происходят в управлении, технологии и эффективности американской экономики. Вот почему в каждой части этой книги военной экономике уделяется особое внимание.
Не следует, однако, думать, что какая-то группа в американском обществе планировала вызвать эрозию производительного потенциала США или действовать с такой целью. Это не что иное, как непредусмотренный, но в то же время и неизбежный эффект нормального и правильного поведения частных управляющих и государственных администраторов, каждый из которых действовал в соответствии с общепринятыми правилами, беря на себя власть принятия решений, давая прибыли и пользуясь доходами и другими вознаграждениями своих привилегированных профессий.
Упадок производственной компетентности в частной и государственной экономике Соединенных Штатов вызван двумя формами управленческого успеха: во-первых, за счет извлечения прибылей путем расширения частных непроизводственных или же зарубежных капиталовложений и, во-вторых, благодаря способности государственных администраторов распространить свою власть принятия решений на разросшуюся военную экономику.
Исторические кризисы американского капитализма, обнажавшие функциональные пороки этой системы хозяйствования, традиционно являлись кризисами внутреннего механизма принятия управленческих решений в то время как промышленные предприятия оставались полностью компетентными в обслуживании рынка, стоило только на нем появиться покупателям товаров широкого спроса или производственного назначения. Новым и беспрецедентным моментом в развитии американского капитализма является упадок производственной компетентности в отраслях обрабатывающей промышленности.
Стратегия делания денег частными управляющими в сочетании с возросшей властью государственных администраторов имела своим результатом развал производительного капитала системы в угоду краткосрочному деланию денег и военно-политической власти. Вкупе эти факторы вызвали самый медленный в мире рост производительности труда и сочетание безработицы с инфляцией.
«Идеальный тип» частного управляющего включает сегодня всех людей, готовых вложить доверенные им деньги куда угодно, лишь бы норма прибыли была наивысшей. Сюда входит и крупномасштабный экспорт финансового капитала, сопровождаемый неспособностью вкладывать средства в производство на американской территории. Эти прибыльные шаги часто делаются с целью воспользоваться возможностью легкого проникновения на новые рынки (например, на рынок ЕЭС) или же вытеснить конкурентов более дешевыми товарами благодаря очень низкой зарплате, выплачиваемой рабочим на Тайване, в Сингапуре или Мексике. Управляющий — делатель денег приучен лишь к тому, чтобы максимизировать сальдо краткосрочного балансового отчета. Вследствие этого первейшим доказательством хорошего менеджмента становится квартальный отчет, а любой прогноз более чем на год оказывается долгосрочным планированием. Те же самые делатели денег разработали теорию, что менеджмент как профессию можно практиковать независимо от характера и местоположения предприятия, т. е. в отрыве от типа продукции, методов производства, требований внутренней организации предприятия и т. п. Такие управляющие имеют тенденцию специализироваться на выработке финансовых стратегий и действовать на большом расстоянии от производства, которое они рассматривают как эксплуатационные издержки, могущие уменьшить прибыль. Они проявляют все большую настойчивость в отношении расширения масштабов и степени своего управленческого контроля, повышая управленческие расходы в то самое время, когда производительность труда зачастую снижается.
Эти тенденции в промышленном менеджменте США усугубляются господствующей идеологией. Американская идея о том, что каждый человек отвечает только за себя, только за свой собственный успех или неудачу, способствовала укреплению представления о мобильном управляющем нового типа, который не признает никакой лояльности по отношению к какому-либо предприятию, тем более по отношению к обществу, а руководствуется лишь интересами собственного профессионального продвижения. Это преувеличенное уважение к якобы уникальному вкладу данного индивида питает миф о превосходстве администратора, стоящего на самом верху управленческой пирамиды. В соответствии с этим типом мышления причиной успеха или краха производственного предприятия является именно мудрость президента фирмы, а отнюдь не профессиональная квалификация инженеров и рабочих, структура и функционирование организации, ее сплоченность, мораль и т. п. Эта инфляция роли инженеров и рабочих служит оправданием высоких окладов, получаемых теми, кто стоит на верху пирамиды.
Подобный упор на индивидуализм находит определенное оправдание в длинной истории освоения пограничных территорий США. Имевшиеся тогда возможности приобретения земель, а также эксплуатации представляющихся неисчерпаемыми природных ресурсов, казалось, подтверждали, что принцип «каждый за себя» может служить действительно работоспособной идеей.
Другая, совсем новая линия американской идеологии также поддерживает новый стиль менеджеризма. Это идея о том, что наше общество является постиндустриальным. Из этого предположения следует вывод, что, помимо наукоемкой технологии, американской промышленности почти нечем заниматься, ибо все остальное производство можно предоставить государствам Западной Европы и развивающимся странам. В соответствии с этим взглядом Соединенные Штаты достигли перманентного состояния научно-технического превосходства, а идея делания денег без производства полностью оправдана, потому что производственные проблемы частного сектора оказались успешно разрешенными.
В то же время государственные администраторы в американском обществе стали распоряжаться военной экономикой, годовые бюджеты которой начиная с 1951-го превышали чистые прибыли всех американских корпораций. Но военные затраты, хотя и охватывают самую крупную часть имеющихся основных фондов национальной экономики, не делают никакого вклада в экономический продукт общества. Однако, несмотря на то что такое распределение фондов истощает имеющиеся основные производственные ресурсы американской экономики, оно пользуется поддержкой изощренной и широко распространенной идеологии.
В этом пункте мой анализ резко расходится с главным направлением экономической мысли. Экономисты почти единодушно полагают, что экономическим продуктом является все, чему можно присвоить цену; это широкое определение обладает замечательной способностью затенять воздействие военной экономики на остальную часть экономической системы. И наоборот, идея, что ничто не может быть названо экономическим продуктом, если оно не способствует потреблению или дальнейшему производству, сразу же раскрывает вклад, вносимый военной экономикой в развал производственной компетентности Соединенных Штатов.
К тому же истинная экономическая роль государственных администраторов маскируется идеей о том, что подготовка войны, как и сама война, создает процветание. Со времени Гражданской войны 1861—1865 гг. на континентальной территории Соединенных Штатов не велось никаких крупных военных действий. Большинство американцев воспринимают войны как события в страшно далеких местах, о которых сообщается в газетах, по радио и телевидению и куда посылаются американские солдаты, но которые почти не оказывают прямого физического воздействия на американские жилища, рабочие места и материальный уровень жизни.
Тенденции развития техники неизбежно определяются критериями, на основании которых общество принимает решения. Поэтому анализ процессов принятия решений как частными управляющими, так и государственными администраторами может объяснить деградацию качества американской технологии и в гражданской, и в военной экономике. Ничто из вышесказанного не означает, что американской промышленности сегодня неизвестны добросовестный труд, компетентное планирование и пристальное внимание к деталям производственного процесса. Но управляющие фирм, которые задают тон во всей системе,— «Ю.С. стил», «Форд мотор К?» и целая группа других многонациональных конгломератов — во все большей мере демонстрируют нам новый способ извлечения прибылей с одновременным сокращением производства. Уцелевшие еще островки высокой производительности труда окружены океаном фирм, сосредоточивающих усилия на концентрированном делании денег без производства.
Последствия подобного развития событий заставляют меня поставить несколько важных вопросов. При каких предвидимых условиях тенденции развития государственного и частного менеджмента могут вызвать настолько серьезную деградацию производственной компетентности, что она окажется необратимой? И — исключая этот «наихудший вариант» будущего для экономики США — что требуется для того, чтобы снова возродить американскую производственную компетентность?
В действительности деградация производственной компетентности в отраслях промышленности США началась с 1960 г. В 1965 г. я поставил диагноз некоторых сторон этого процесса[5]. Но как и следовало ожидать, эти ранние предостережения о приближении промышленной неэффективности были встречены со скептицизмом населением, которое еще было переполнено эйфорией после победы во второй мировой войне, все еще верило, что Соединенные Штаты могут иметь в избытке и пушки, и масло, и только что началось соревнование по завоеванию космоса и высадке человека на Луну. В 1960 г. общество еще жило предвыборной кампанией, шедшей под знаком борьбы против «ракетного отставания». Но затем последовали провал в Заливе свиней, кризис в связи с Берлинской стеной, кубинский ракетный кризис, трагедия убийства Кеннеди и избрание в президенты Линдона Джонсона — «миролюбивого» кандидата, который провел небольшую войну против бедности и более крупную войну во Вьетнаме. И все это происходило в то время, когда университеты буквально тонули в деньгах, отпускаемых правительством, которое — с одобрения населения — требовало больше науки, больше технологии, больше подготовленных профессиональных кадров с целью гарантировать лидерство США и в космической гонке, и в гонке вооружений. В горячке этого возбуждения почти никто, за исключением лишь непосредственно затронутых, не уделил нужного внимания закрытию предприятий во все большем числе городов Северо-Востока и Среднего Запада США.
Американская интеллигенция была захвачена мечтами о постиндустриальном обществе — так почему же не передать промышленное производство и прочую ерунду японцам, тайванцам и низкооплачиваемым рабочим Западной Европы, в то время как Соединенные Штаты сконцентрировали бы свои усилия на передовой наукоемкой технологии? На этом фоне идеологической сверхуверенности (а может, это было националистическое невежество?) лишь немногие были готовы уяснить полностью все значение происходящих вокруг событий. Пусть Всемирный торговый центр в Нью-Йорке имеет стальной каркас, изготовленный в Японии, — в конце концов строительная отрасль в США уже давно является отсталой. Пусть Аляскинский нефтепровод сделан в Японии — японская сталелитейная отрасль выиграла от того, что была разрушена американскими бомбардировщиками во время второй мировой войны. Пусть закрываются обувные фабрики в Новой Англии, а их станки и оборудование продаются за границу — в постиндустриальном обществе американцы должны задуматься о наукоемкой технологии, а не о скучной работе вроде производства обуви, которой можно запросто заниматься в развивающихся странах. Пусть закрытие предприятий в Соединенных Штатах в течение 60-х и 70-х годов нарушило жизнь примерно 15 млн. человек — ничего, надо просто позволить рынку самому уладить проблему перераспределения этих людей в американской экономике.
К 1979—1980 гг. многие американцы, покупавшие автомобили (почти каждый третий покупатель), игнорировали продукцию американских фирм «Дженерал моторс», «Форд», «Крайслер» и «Америкэн моторс». Это катастрофическое для американского рынка событие вызвало массовую безработицу на всем Среднем Западе, миллиардные финансовые убытки для ряда американских фирм и почти банкротство фирмы «Крайслер» и других компаний. Крах США в автомобилестроении вызвал также и психологический шок. Никто уже не заявлял, что отверженные промышленные рабочие должны заново найти себе место в сфере новых услуг или наукоемкого производства. Автомобильная промышленность США — это не просто индустриальный колосс; она долгое время служила главным элементом представления Америки о себе самой. Методы массового производства, разработанные в Детройте, позволили создать сначала Америку, а затем превратили ее в мировую державу. И если Соединенные Штаты более не превосходят другие страны в конвейерном производстве автомобилей, то где же еще они могут продемонстрировать свое превосходство?
Есть несколько серьезных барьеров, мешающих увидеть и, следовательно, поверить, что Соединенные Штаты теряют свою производительную жизнеспособность. Этот факт хорошо понимают рабочие, инженерно-технический персонал и люди из их непосредственного окружения, потерявшие средства к существованию и зачастую вынужденные вести в поисках работы почти цыганский образ жизни. Особенно удручающим был эффект, оказанный на молодых людей — кандидатов на занятие рабочих мест уровнем требований, предъявляемых к впервые поступающим на работу в промышленность. Остальная часть городского населения США испытывает вторичный эффект от потери рабочих мест, который проявился в форме возникновения люмпен-пролетариата, т. е. постоянно безработного, зависящего от государственного вспомоществовании населению, а также от ухудшения работы городских служб и коммунальных услуг всякого рода.
Но значительная часть — примерно 37% американского общества — в большой степени защищена от этих негативных эффектов. Речь идет о пригородном среднем классе, который представлен в основном профессиями, не относящимися к промышленному производству. Для этих людей деградация производственного потенциала Соединенных Штатов почти не видна, потому что товары и услуги, которые они обычно приобретают, имеются на рынке в изобилии. Этих людей совершенно не заботит, откуда поступила кухонная электроаппаратура — из американского штата Кентукки, из Японии или из Франции, — а фирменный ярлык на упаковке также ничего не говорит о том, где этот товар произведен. (Для того чтобы это узнать, вы должны разобраться в маленькой строчке: «Сделано в ...») У местных дилеров всегда можно приобрести всевозможные товары длительного пользования, и к тому же в пригородах, где живет средний класс, социально-культурное и бытовое обслуживание зачастую поддерживается на первоклассном уровне. Все это имеет решающее значение для понимания способности американского общества осознать новый и с психологической точки зрения просто поразительный факт, заключающийся в том, что США прошли уже довольно длинный путь к тому, чтобы превратиться в промышленную державу второго сорта.
Поскольку отставание Америки в производственной сфере является следствием обычных управленческих операций, маловероятно, чтобы этот процесс можно было повернуть вспять каким-либо быстрым способом или лишь незначительно изменив стандарты поведения управляющих в частном и государственном секторах экономики. Поэтому маловероятно, что обращение к факультетам делового администрирования с просьбой уделить больше внимания вопросам производства сможет изменить приоритеты, установившиеся на этих факультетах, или интеллектуальное высокомерие и культурные предубеждения, которые господствуют в учебных заведениях. Неуважение, с которым относятся к производственным рабочим — так называемым синим воротничкам — в американских центрах, где обучают управляющих, как государственных, так и частных, не может быть исправлено одной лишь дружеской критикой, какими бы добрыми намерениями она ни была проникнута. Эти предрассудки глубоко укоренились и стали неотъемлемой частью американского менеджеризма. Имеются ли, однако, реальные технические и экономические альтернативы менеджеристско-иерархическим способам принятия решений в сфере промышленного производства?
Замысел моей книги состоит в том, чтобы сначала определить главные аспекты менеджеризма и то, как они изменяются. Это даст возможность показать воздействие государственных администраторов и частных управляющих на развитие техники в Соединенных Штатах, поскольку техника формируется по образу тех, кто ею распоряжается.
Качество средств производства в сочетании со способами организации труда оказывает действенный эффект на промышленную компетентность, а также на производительность труда и капитала. Именно эти последние в конце концов и определяют способность индустриальной системы организовывать людей на труд и поддерживать промышленное производство на высоком технологическом уровне.
Если оценить кумулятивный эффект развития событий в менеджеризме, технологии и производительности труда, то перед Соединенными Штатами неизбежно возникает неожиданная перспектива: деградация их производственной компетентности может стать необратимой. Какие разумные изменения в направлении экономической политики, а также в механизме принятия решений управляющими и рабочими могут обеспечить промышленное и прочее экономическое обновление с целью исключить вышеуказанную катастрофу?
Для того чтобы помочь читателю разобраться в таких крупномасштабных процессах, я думаю, будет полезным показать на примере одной промышленной сферы, как построена главная цепь моих умозаключений. С этой целью доказательство главного тезиса книги начинается с описания истории станкостроения в США.
СНОСКИ
[1] Основными направлениями исследований, которые я освещал в статьях, монографиях и книгах, являются следующие: определение конструкции и выбор производственного оборудования под действием стоимостных факторов в фирмах, стремящихся к минимизации издержек производства; интенсивность механизации и уровень производительности в отраслях обрабатывающей промышленности; динамика роста расходов на содержание управленческого персонала; характеристика управленческих методов и их стоимостных параметров; связь управленческих издержек с производительностью; эволюция форм организации управления; принятие решений рабочими и их воздействие на издержки и производительность труда и капитала; технические, управленческие и экономические факторы, влияющие на производительность в машиностроении; характеристика предприятий, выпускающих военную и другие виды продукции и функционирующих по принципу максимизации производственных затрат и использования правительственных субсидий; организация военно-промышленного комплекса в экономике с точки зрения его влияния на сокращение объемов производства и снижение его эффективности; условия конверсии военной экономики в гражданскую.<<
[2] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, с. 429.<<
[3] Прекрасный образчик деятельности бизнесменов в начале ХХ в. дан в кн.: Т. Veblen. "The Theory of Business Enterprise". N. Y., 1946.<<
[4] Т. е. ведением операций без оставления резервов. — Прим. перев.<<
[5] См.: Seymоur Melman. "Our Depleted Society". Holt., Rinehart & Winston, 1965.<<