Оглавление


Глава одиннадцатая


Глава двенадцатая
 
РИКАРДО ПРОТИВ СИСМОНДИ

Для Рикардо вопрос очевидно не был исчерпан ответом Мак Куллоха на теоретические возражения Сисмонди. В отличие от дельца

136


и шотландского шарлатана, как называет его Маркс, Рикардо искал истины и держал себя с подлинной скромностью великого мыслителя[1]. Что полемика Сисмонди против Рикардо и его «ученика» произвела глубокое впечатление на Рикардо, доказывает тот факт, что он изменил свою позицию в вопросе о влиянии машин. Именно здесь следует воздать должное Сисмонди: он первый показал классическому учению о гармонии обратную сторону медали. В книге IV своих «Nouveaux Principes», в главе седьмой «О разделении труда и о машинах», и в книге VII, в главе седьмой, носящей характерное заглавие: «Машины создают избыточное население», Сисмонди нападает на учение Рикардо, распространенное апологетами, которое заключается в том, что машины всегда создают такой же или даже больший спрос на рабочую силу, чем то количество живого труда, которое они вытеснили. Против этой так называемой теории компенсации Сисмонди выступил чрезвычайно резко. Его «Nouveaux Principes» появились в 1819 г., через два года после появления главного труда Рикардо. В третье издание своих «Principes», появившееся в 1821 г., т. е. уже после полемики между Мак Куллохом и Сисмонди, Рикардо вводит новую главу (XXXI), где он откровенно сознает свою ошибку и заявляет совсем в духе Сисмонди, что «мнение, разделяемое рабочим классом, что употребление машин часто наносит большой ущерб их интересам, не основано на предрассудке и заблуждении, а соответствует правильным принципам политической экономии»[2]. Так же как и Сисмонди, он при этом считает себя вынужденным избавить себя от подозрения, что он осуждает технический прогресс, и он спасает себя от этого, – правда, менее решительно, чем Сисмонди, – оговоркой, что зло, приносимое машинами, сказывается лишь постепенно: «Чтобы выяснить основное положение, я предположил, что усовершенствованные машины были внезапно изобретены и применены в широких размерах. В действительности же такие изобретения делаются постепенно и скорее действуют таким образом, что они изменяют употребление капитала, который сберегается и накопляется, а не отвлекают капитал от его постоянного употребления»[3].

Но и проблема кризисов и накопления не давала покоя Рикардо. В последний год своей жизни, в 1823 г., он остался на несколько дней в Женеве, чтобы лично вместе с Сисмонди обсудить этот вопрос. В результате этой беседы, в мае 1824 г., в «Revue Encyciopedique» появилась статья Сисмонди под заглавием: «Sur la balance des consommations avec la production»[4].


[1] Характерно, что Рикардо, избранный в 1819 г. в парламент и пользовавшийся уже тогда величайшим уважением благодаря своим экономическим сочинениям, писал своему другу: «Вы, вероятно, знаете, что я заседаю в палате общин. Боюсь, что пользы от меня там будет немного. Я два раза пытался выступать, но говорил с величайшим волнением, и я сомневаюсь, удастся ли мне когда-нибудь преодолеть страх, который схватывает меня, когда я слышу тембр своего голоса». Подобного рода «волнения» были совершенно чужды болтуну Куллоху.

[2] Ср. Д. Рикардо, Начало политической экономии и пр. Перевод под ред. Н. Рязанова. Москва, 1910, стр. 269. – Прим. пер.

[3] L. с., стр. 271. – Прим. пер.

[4] По поводу этой дискуссии Сисмонди рассказывает нам следующее: «Рикардо, недавняя смерть которого глубоко огорчила не только его семью и друзей, но также всех тех, кого он просветил, кого он согрел своими благородными чувствами, остановился в последний год своей жизни на несколько дней в Женеве. Два-три

137


В этом решающем вопросе Рикардо в своих «Principes» целиком перенял у пошлого Сэя учение о гармонии в отношении между производством и потреблением. В главе XXI он говорит: «Сэй уже очень удовлетворительно показал, что нет такой суммы капитала, которая не могла бы найти себе употребления в стране, потому что спрос ограничивается только производством. Каждый человек производит для продажи или для потребления, и он продает только с целью купить какой-нибудь другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен, или мог бы способствовать дальнейшему производству. Таким образом всякий производитель необходимо становится или потребителем собственных произведений, или покупателем и потребителем товаров какого-нибудь другого производителя»[1].

Против этого понимания Рикардо Сисмонди горячо полемизировал уже в своих «Nouveaux Principes»; его устные дебаты с Рикардо тоже вращались исключительно вокруг указанного вопроса. Оспаривать факт кризиса, который только что пронесся над Англией и другими странами, Рикардо не мог. Дело шло лишь об объяснении кризиса. Замечательна при этом та ясная и точная постановка проблемы, на которой сошлись Сисмонди и Рикардо в начале своего спора: они оба исключили вопрос о внешней торговле. Правда, Сисмонди понимал значение и необходимость внешней торговли для капиталистического производства и его потребность в расширении. В этом отношении он ни в чем не уступал рикардовской школе свободной торговли. Он даже значительно превосходил их благодаря диалектическому пониманию тенденции капитала к экспансии; он ясно заявил, что промышленность «вынуждается искать для сбыта своих товаров чужих рынков, где ей угрожают еще более грандиозные перевороты»[2]; он, как мы видели, предсказывал возникновение опасной для европейской промышленности конкуренции в заокеанских странах, а подобное предсказание, сделанное около 1820 г., было делом вполне достойным уважения; оно свидетельствовало о глубоком взгляде Сисмонди на мировые хозяйственные отношения капитала. И несмотря на все это Сисмонди был далек от мысли поставить проблему реализации прибавочной стоимости – проблему накопления – в зависимость от внешней торговли как единственного средства спасения, в чем старались его убедить позднейшие критики. Напротив того, уже в главе шестой книги II он совершенно отчетливо говорит: «Чтобы легче было следить за этими расчетами и чтобы упростить эти вопросы, мы до сих пор совершенно оставляли в стороне внешнюю торговлю и допускали, что нация ведет совершенно обособленное существование; само человечество является такой изолированной существующей нацией, и все, что верно по отношению к отдельной нации, не знающей внешней торговли, столь же


раза мы вместе обсуждали этот основной вопрос, относительно которого наши взгляды расходились. При этом обсуждении он выказал свойственные ему деликатность, чистосердечие, любовь к истине и такую ясность, которой не ждали бы от него даже его ученики, привыкшие в его кабинете к отвлеченным рассуждениям». Статья «Sur la balance» напечатана во втором издании «Nouveaux Principes», т. II, стр. 408.

[1] Рикардо, I. с., стр. 192 – Прим. пер.

[2] Кн. IV, гл. 4: «Купеческое богатство следует за ростом дохода».

138


верно и по отношению ко всему человеческому роду». Иными словами, Сисмонди ставит проблему при тех же предположениях, при которых впоследствии ставил ее Маркс: он рассматривает весь мировой рынок, как исключительно капиталистически производящее общество. На этих предположениях он сошелся и с Рикардо. «Мы оба, – говорит он, – исключили тот случай, когда нация продает иностранцам больше, чем она у них покупает, и когда она таким образом находит расширяющий внешний рынок для возрастающего производства внутри страны. Но интересующий нас вопрос заключается не в том, могут ли военные и политические успехи доставить какой-нибудь стране новых потребителей, а в том, с о з д а е т   л и   с т р а н а   и х   с а м а,   у в е л и ч и в а я   с в о е   п р о и з в о д с т в о»[1]. Сисмонди совершенно ясно формулировал здесь проблему реализации прибавочной стоимости так, как она выступает перед нами в политической экономии во все позднейшие периоды. Рикардо утверждает, что производство само создает себе рынок; в этом он, как мы видели и как мы еще увидим, идет по стопам Сэя.

Тезис Рикардо, формулированный в полемике с Сисмонди, гласит так:

«Предположим, что сто землевладельцев производят 1 000 мешков хлеба, а сто фабрикантов производят 1 000 аршин шерстяной материи. Не будем принимать в расчет других полезных для человека продуктов, точно так же, как и всех посредников, и будем иметь в виду только этих производителей. Они обменивают свои 1 000 аршин материи на 1 000 мешков хлеба. Предположим, что благодаря постепенному прогрессу промышленности производительная сила труда возросла на одну десятую; тогда эти же самые люди обменивают 1 100 аршин на 1 100 мешков хлеба, и каждый из них лучше одевается и лучше питается. Новый прогресс приведет к тому, что 1 200 аршин материи будут обмениваться на 1 200 мешков хлеба и т. д. Увеличение продуктов лишь увеличивает наслаждения производителей»[2] .

Приходится со стыдом констатировать, что дедукции великого Рикардо стоят здесь – если это вообще возможно – ниже дедукции «шотландского шарлатана» Мак Куллоха. Нас опять пригласили полюбоваться гармонической и грациозной кадрилью, которую танцуют «аршины» и «мешки». При этом как раз то, что нужно было доказать, т. е. их пропорциональность попросту предполагается заранее. Но мало того: все условия проблемы, о которых шла речь, просто оставлены в стороне. Проблема, предмет спора – запомним это раз, навсегда – состояла в следующем: кто является потребителем и покупателем избытка продуктов, который возникает, когда капиталисты производят товары в количестве, превышающем потребление их рабочих и их собственное потребление, т. е. когда они часть прибавочной стоимости капитализируют и применяют для расширения производства и увеличения капитала? Отвечая на это, Рикардо вообще ни одного слова не говорит об увеличении капитала. Единственное,


[1] Ср. цит. перевод Эфруси, стр. 248-251.

[2] «Nouveaux Principes», 2-е изд., стр. 416. Русский перевод Эфруси, стр. 252. – Прим. пер.

139


что он рисует нам на различных этапах производства, это постепенное повышение производительности труда. Согласно его допущению одно и то же количество рабочей силы производит сперва 1 000 мешков хлеба и 1 000 аршин материи, потом 1 100 мешков и 1 100 аршин, далее 1 200 мешков и 1 200 аршин и т. д. Не говоря уже о скучной картине, представляющей нам совершенно равномерное движение количества хлеба и материи, – картине, подобной солдатской маршировке, не говоря уже о совпадении даже количеств предметов, которые должны быть обменены, надо указать, что во всем этом примере нет ни одного слова о расширении капитала. Мы здесь все время имеем перед собой не расширенное воспроизводство, а простое воспроизводство, при котором увеличивается масса потребительных стоимостей, а не стоимость всего общественного продукта. Так как для обмена играет роль не количество потребительных стоимостей, а лишь размер их стоимости, и так как этот последний остается в примере Рикардо неизменным, то он, собственно, ни на шаг не подвигается вперед, хотя и создает себе иллюзию, что он анализирует прогрессивное расширение производства. Наконец для Рикардо вообще не существует категорий воспроизводства, в которых здесь заключается вся суть. Мак Куллох заставляет вначале своих капиталистов производить без прибавочной стоимости и жить за счет духа святого, но он признает по крайней мере существование рабочих и указывает размер их потребления. Рикардо даже не говорит о рабочих, и различия между переданным капиталом и прибавочной стоимостью для него вообще не существует. Наряду с этим уже менее важно, что Рикардо, подобно своему ученику, совершенно упускает из виду постоянный капитал: он хочет решить проблему реализации прибавочной стоимости и расширения капитала, не предполагая заранее ничего, кроме наличности известного количества товаров, которые обмениваются друг на друга.

Не замечая перенесения спора в другую плоскость, Сисмонди честно берет на себя труд рассмотреть в условиях действительности фантазии своего знаменитого гостя и противника, ибо при его предположениях «приходится», как жалуется Сисмонди, игнорировать, «подобно немецким метафизикам, время и пространство», перенести эти фантазии на грешную землю и разобраться в их невидимых противоречиях. Он применяет гипотезу Рикардо к «обществу с его действительной организацией, с рабочими без собственности, заработная плата которых определяется конкуренцией и которых хозяин может уволить, коль скоро он в них больше не нуждается», ибо, как замечает очень метко и скромно Сисмонди, «наши возражения касаются именно этой, хозяйственной организации». И он вскрывает разнообразные трудности и конфликты, с которыми связан прогресс производительности труда при капиталистических условиях. Он доказывает, что предположенные Рикардо изменения в технике труда с общественной точки зрения должны привести к следующей альтернативе: либо часть рабочих, соответствующая росту производительности, будет уволена – мы получаем в этом случае на одной стороне избыток продуктов, а на другой – безработицу и нищету, т. е. верную картину современного общества; или избыточный продукт затрачивается на содержание рабочих в новой отрасли промышленности, в

140


производстве предметов роскоши. И здесь Сисмонди проявляет несомненное превосходство над Рикардо. Он внезапно вспоминает о существовании постоянного капитала и тут решительно наступает на английского классика: «Чтобы создать новую мануфактуру, именно мануфактуру по производству предметов роскоши, нужен также новый капитал. Нужно построить машины, привезти сырой материал и оживить деятельность иностранной торговли, так как богатые люди редко довольствуются предметами роскоши, произведенными вблизи. Где найдем мы однако этот новый капитал, который быть может гораздо более значителен, нежели капитал, требуемый для сельского хозяйства?.. Наши рабочие по производству предметов роскоши еще далеко не в состоянии есть хлеб наших хлебопашцев и носить платье наших фабрикантов: их еще нет, они быть может еще не родились, их ремесла еще не существуют; материал, над которым они должны работать, не прибыл еще из Индии. Все те, которым они должны были доставить заработок, тщетно ждут его». Сисмонди тут учитывает постоянный капитал не только в производстве предметов роскоши, но и в сельском хозяйстве; возражая Рикардо, он говорит: «Необходимо игнорировать время, когда предполагаешь, что землевладелец, получивший благодаря изобретению в области механики или сельскохозяйственной промышленности возможность увеличить на одну треть производительные силы своих рабочих, найдет капитал, достаточный для расширения обработки, для увеличения на треть количества земледельческих орудий, скота, амбаров, а также оборотный капитал, необходимый ему, чтобы быть в состоянии выжидать реализации своего урожая».

Он отказывается здесь от басни классической школы, по которой весь аванс капитала при расширении последнего расходуется исключительно на заработную плату, т. е. на переменный капитал, и определенно отмежевывается от учения Рикардо, что однако не помешало ему три года спустя без просмотра пропустить во втором издании «Nouveaux Principes» все те ошибки, которые покоятся на этом учении. Против плоского учения о гармонии, исповедуемого Рикардо, Сисмонди выдвигает таким образом два важных пункта: во-первых, объективные трудности процесса расширенного воспроизводства, которые в капиталистической действительности протекают отнюдь не так гладко, как в нелепой гипотезе Рикардо, и, во-вторых, тот факт, что всякий технический прогресс в производительности общественного труда при капиталистических условиях всегда протекает за счет рабочего класса и покупается его страданиями. И еще в одном важном пункте Сисмонди показывает свое превосходство над Рикардо: в противоположность Рикардо с его ограниченностью, для которой кроме буржуазного хозяйства вообще не существует никаких других общественных форм, Сисмонди защищает широкие исторические горизонты диалектического понимания: «Наш взор, – говорит он, – настолько привык к современной общественной организации, к этой всеобщей конкуренции, устанавливающей враждебные отношения между классом богатых и трудящейся массой, что мы не можем себе представить другой формы существования, несмотря на то, что остатки таких форм окружают нас со всех сторон. Меня хотят довести ad absurdum, указывая мне на недостатки предшествующих

141


систем. Что касается организации низших классов общества, то действительно две или три системы сменили друг друга. Но разве из – того, что, принося сначала некоторую пользу, они потом причинили человечеству ужасные страдания, можно делать заключение, что мы имеем теперь правильную систему, что мы не найдем основного порока в системе наемного труда, подобно тому, как мы открыли недостатки в системе рабства, феодализма и цеховой организации? Когда господствовали эти три системы, нельзя было себе представить, какую систему можно было бы поставить вместо них: улучшение общественного строя казалось тогда невозможным и безрассудным. Наступит несомненно пора, когда наши внуки будут считать нас варварами за то, что мы оставили трудящиеся классы без защиты, подобно тому, как они будут считать и как мы сами считаем варварами все нации, которые довели трудящиеся классы до состояния рабства». Свое глубокое понимание исторических связей Сисмонди доказал изречением, в котором он с едкостью эпиграммы проводит разницу между ролью пролетариата в современном и в римском обществе. Не меньше глубины проявляет Сисмонди, когда он в своей полемике против Рикардо анализирует экономические особенности рабской системы и феодального хозяйства и их относительное историческое значение и наконец, когда он устанавливает господствующую всеобщую тенденцию буржуазного хозяйства «совершенно отделить всякого рода собственность от всякого рода труда». Таким образом, и второе столкновение Сисмонди с классической школой закончилось, как и первое, не к славе его противника[1].


Глава тринадцатая